Посмотрел очередную «Великую Фильму о жалкой стране – СССР». «Спутник» называется. Полночи смотрел. До сих пор под мощным психологическим впечатлением от этого шедевра. Вот оно как, оказывается, в жизни бывает, ребята!
Это такой «Чужой», который заблудился и вместо межзвездного комфортабельного американского лайнера сдуру занырнул в тесноту советского космического корабля «Союз» в 1984 году.
Выглядит так. Корабль отстыковывается от чего-то там, наверное, от космической станции. На радостях космонавты, которым осточертел и космос, и их работа, дурными голосами блеют песни Пугачевой и обсуждают, как загуляют по возвращению. Но с возвращением не задалось. Какая-то Неведомая Хреновина стучится в корпус – мол, откройте. Красный сигнал тревоги. Шок. Потеря памяти у космонавтов. В общем, классическое – «упал, споткнулся, очнулся, гипс!»
Ковбой, то есть, извините, казахский пастух, хотя на милого американскому взору ковбоя куда больше похож, находит около спустившегося на парашюте корабля очень натуралистично препарированного космонавта и почти живого, но всего окровавленного, с перемешанной мордой, как после блэндера, его товарища.
Ну завязка как завязка – вроде даже ничего. Надоели, конечно, злобные пришельцы и их кровавые похождения. Но все же интересно, кто это стучался в космосе в космический корабль. Даже забавно вышло, как анекдот: «Петька, мы сейчас на высоте десяти километров от земли на самолете. У нас совещание очень секретное, а допуска у тебя нет. Так что выйди вон из самолёта»… Ну там только не выйди, а войди.
Потом кинокамера перемещается на какое-то странное судилище. В огроменном зале гнусного вида тетка, глава комиссии, садирует гордую и непокобелимую, то есть непоколебимую, врачиху, судя по всему, нейрофизиолога, психиатра, или, скорее, исходя из её поступков, жертву психиатрии. Требует от неё чистосердечно признаться в халатности. Ответчица с таким высокомерным видом выражает комиссии воистину космическое презрение, что несчастным бюрократам хочется не только во всех грехах её обвинить, но и походя дать в глаз. Но комиссия держит себя в руках. Лишь её бандерша, то есть главарь, то есть Председатель, стращает вольнолюбивую птицу прокуратурой, но как-то вяловато, неубедительно. И претензии её к врачихе звучат странно, но обоснованно, так что закрадывается мысль, что и правда прокуратуры там не хватает:
– Ты зачем больного в аквариум с водой засунула вместо того, чтобы его лечить рекомендованными Минздравом методами?
– Так он иначе не лечился. И вообще, я королева, а вы все бездари. И мне все по фиг.
Пересказ мой, но в принципе близок к истине.
В общем, день у врачихи не задался, вон, обещали её заложить правоохранительным органам, хотя её пациент и выплыл из аквариума вроде здоровым.
На её каменном лице даже появляется какое-то человеческое чувство – нет, не обида и раскаяние, а задумчивость над тем, сколько же ей бабок заплатят за озвучивание такой ерунды.
Тут появляется Федя Бондарчук с каменной рожей – это полковник КГБ. Он, в отличие от бандерши и комиссии, шибко умный. Он восхищается тем, как врачиха бросает в аквариумы больных – мол, вот это шаг, это полет мысли! Вот это творческий человек – и она право имеет, потому что так видит, как свободный художник! Ну прям как Павленский! В общем, тетка по его разумению великий врач, куда там Авиценне. Поэтому КГБ за неё решило заступиться, и полковник своей чекисткой безраздельной властью загонит саму эту комиссию за Можай. Но только ежели, ох, коварный искуситель, врачиха отправиться с ним в поездку в какой-то суперсекретный институт на суперсекретную программу с суперсекретным пациентом.
Институт где-то в казахской степи. Интерьеры возможно снимались в реальном НИИ – такие оптимизированные перестройкой и капитализмом развалины и следы былой советской роскоши. Все занюхано, грязно, только колючая проволока и КПП монументальные и новенькие. Чтобы понятно было, куда СССР средства вкладывал – в колючку и заборы.
И секретность – ну такая строжайшая, что на территории мусор убирают и кладку кирпичную кладут – нет, не гастарбайтеры, типа нынешних уборщиков по аутсортингу в режимном здании МВД России после оптимизаций тыловых служб. Всего лишь заключённые. На секретном объекте! Эх, кровавя гэбня. Ясно же, что после такого честных зеков живыми она не выпустит. Чтобы не разболтали врагу военную тайну – какой он на самом деле занюханный и нищий суперсекретный институт СССР. Ну, это так, у зрителя первая шаловливая мысль закрадывается при виде заключенных в робах, с ломами и метлами. Эх, кто же знал, что мысль эта закралась много раньше у сценаристов. Но обо всём позже.
Пока же героиня выясняет, что в Институте держат взаперти недавно вернувшегося в орбиты космонавта, а его коллега вообще кроваво погиб. Кстати, всё это время гладкое, причёсанное и оптимистичное советское телевидение, между репортажами о Кубе и Андропове, бойко вещает, что космонавты приземлились, проходят лечение и вот-вот будет представлены мировой общественности. Как выкручиваться партийные бонзы будут, поскольку с космонавтами не так все однозначно – непонятно. Но это и не так уж и важно. Соврут что-нибудь. Советская власть – она такая, брехливая. Ну чего стоит сказать, что погибший космонавт жив? Кто проверять-то будет? После этого мысль нехорошая закрадывается – а может многие наши космонавты лишь формально живые?
Космонавту в глухой, с бронестеклом, камере не шибко нравится. Он возмущен такой оценкой своей профессиональной деятельности. И свободолюбивая тетка-врач, глядя на него, несчастного, тоже возмущена – мол, вы тут совсем охренели, кровавая гэбня?! Человека, который просто переволновался при посадке, и у него нет признаков никаких заболевания, на цепи держать!
Но всё оказывается не так просто. Постоянно, как только стукнет темная-тёмная полночь и начинают стучать крыльями летучие мыши-вампиры, изо рта космонавта выползает какая-то Неведомая Хреновина и шастает по камере, присматриваясь одним голодным глазом, кого бы схарчить по случаю. А потом заползает обратно в рот космонавта. Вот теперь становится понятно, кто в вакууме в кабину корабля стучался. Только непонятно, кто его внутрь пустил. Это вам не «выйди вон из самолёта». Это «прошу, пожалуйте, только форточку открою в вакууме».
Пора бы уже героине проявить свои знаменитые врачебные и научные качества. Она и проявляет, первоначально опозорившись диагнозом, типа, слабенький реактивный психоз. Для начала она желает измерить гормональный фон спокойного, как танк, космонавта. Аквариума, в который его кинуть по привычке, в её активе не присутствует. Нужно что-то более мудреное. Поэтому врачиха заявляется в камеру и начинает космонавта гнидить всячески – цинично, бесстыдно и нагло: мол, ты зверушка подопытная, в консервной банке болтался вокруг земли, а тебе Звезду Героя подавай! Если бы под танк лёг, тогда бы еще можно было подумать, а так – не достоин. Не герой ты, в общем. И ребенка своего, на стороне прижитого, бросил, тот теперь по детдомам шатается неприкаянный и несчастный.
В подтверждение этого показывают какого-то аутичного пацанчика в детдоме, создающего проблемы персоналу. За каким лешим он нужен в сюжете – не понятно. В Институте кроказябра ползает, шипит и плюётся, самый накал событий, а тут переключайся на какого-то детеныша и переживай за его горькую сиротскую судьбинушку в стиле ужастиков Диккенса. Хотя больше он нужен для слезливого финала, но это станет ясно уже в самом конце. А пока от его появления только недоумение – что это за зверёк, зачем, почему?
Думал, космонавт припершейся в его логово с предъявами нахальной врачихе в глаз засветит – следовало бы, честно говоря. Но он все же советский космонавт и по сути почти что английский джентльмен, женщин не бьет. Только обдаёт её презрением. Гормональный его фон скачет. Его чем-то там меряют. Все довольны.
Тут еще один персонаж проявляется во всей красе. Озлобленный учёный, ненавидящий героиню, которая якобы мечтает отнять у него почему-то Нобелевку (это по сов.секретной тематике). Он всё время хамит героине и отказывается налаживать с ней деловые отношения. Потому что он интеллигентствующий гад, продавшийся коварной гэбне и презревший звание свободомыслящего гражданина мира. В общем, марионетка, совок и трус – как его с детской непосредственностью прямо в лицо характеризует сильная и непокорная героиня.
До этого момента фильм еще более-менее смотрится. Интересно же, что за НХ – Неведомая Хреновина, ползает по Институту, как она попала сюда, что ей надо, будет ли у неё контакт с землянами, или от неё одна головная боль честным советским людям? Даже закрадывается мысль – в фильме антисоветизм, русофобия и голливудофилия выражены клинически не столь явно, что уже может свидетельствовать о ремиссии в российском кино и избавлении его от застарелых хронических болезней девяностых годов.
Но нет. Дальше все становится на свои места. Выясняется, что советская гэбня и в научном учреждении остается всё той же гэбнёй, притом, понятно, кровавой. У героини возникает простой вопрос – а что жрёт НХ? Тут она берет за шкирман тряпку-ученого, начинает его агрессивно совестить до такой степени, что у него и правда просыпается неполживая совесть. Он с непонятной и стремительной готовностью тут же всех закладывает, всё выкладывает и ещё вступает с героиней в преступный сговор. Тайно ведёт её на экскурсию в «очень страшное место», где происходит кормление Неведомой Хреновины.
НХ, понятное дело, чекисты кормят кровавым студнем из человечины – ох, извините, это из сочинений Новодворской. Тут попроще. Кормят живыми зеками – видимо, из тех, кто убирает территорию. И мечтает кровавая гэбня, от пуза подкармливая пришельца, каким-то образом сагитировать его повоевать за Советский Союз и тем самым приобрести долгожданное стратегическое преимущество перед Благословенным Западом. Это что же деется, люди добрые! Как же такое возможно?! Не бывать такому! И тут героиня понимает, что молчать не может! Что её предназначение прекратить этот ужасный ужас!
Дальше перипетии сюжета банальны, неинтересны. Штамповка жестяная в самом отстойном американском русле. Все выясняют отношения, куда-то лазят, от кого-то прячутся а коридорах, как детишки малые. Федя Бондарчук в чекистской личине с огромным трудом корчит из себя умного и лепечет вполне себе разумные мысли о том, что в войне надо быть сильным, чтобы не сожрали. На претензии героини, что Неводомой Хреновине кормят честных воров, он выдает, по-моему, единственную внятную и заслуживающую внимания фразу:
– Этот зек убил и изнасиловал маленького ребенка. Он не человек. Люди гибнут в Афганистане, а он – корм.
В принципе, хоть и звучит античеловечно, но рациональное зерно имеется – пусть уж приговоренные к смерти маньяки хоть тушкой послужат на благо науки. Так что тут Феде в полковничьих погонах и сочувствуешь где-то.
Дальше события крутятся все более глупо. Героиня свободно шатается по Институту, заполненному немногот дефективными военными почему-то в американских касках. Её, понятное дело, никто не замечает. А она что хочет, то и творит. Без проблем устраивает космонавту побег.
Заодно между делом звездонавт, закатывая глазки, признается, как бесстыдно врал о том, что не помнит и не знает о Неведомой Хреновине в своём желудке. Они с ней отныне одно целое, то есть это он осознано жрёт зеков, хотя, как космонавт и истинный, но пока еще латентный, либерал, в этом сильно раскаивается и презирает и себя, и планы кровавой гэбни.
Ученый, тот, который раскаявшийся несостоявшийся лауреат Нобелевки, настолько испереживался, что героиня обозвала его трусом, что в его грудь начинает стучать пепел замученных диссидентов, и он отваживается на Благородный Поступок. То есть забирается в кабинет Феди, по аппарату правительственной связи прозванивается к очень большим людям, вламывает Федю по полной – требует прислать комиссию в казахский Институт, потому что в нём отбившийся от рук чекист скрамливает зеков голодному пришельцу из космоса.
Федя, с тем же каменным лицом, заходит в кабинет, видит там учёного. Узнает, что тот его предал и продал не за понюшку табаку. И, обидевшись, расстреливает его из короткоствольного автомата, из тех, кои появились в конце восьмидесятых. Как отчитываться за тушку убиенную будет – его не шибко волнует. Он же, как истинный наследник дела Дзержинского, живет кровавыми инстинктами. Если до больших звезд дослужился, значит, все и всегда с рук сходило. И сейчас сойдёт.
Между тем, лихо обойдя толпы военных, тетка с космонавтом на Уазике рвёт когти с Института. Мчатся с ветерком по просторной Казахской степи. Понятно дело, Федя их настигает. Дальше какие-то банальные взаимные обвинения и мысли за жизнь, мутные изречения, передающие гнусную суть представителя кровавого КГБ.
В общем, решил Федя всех замочить, чтобы концы в воду. И начал с врачихи, которой перед этим сделал циничный комплимент – типа, она голова, жалко, что на другой стороне. Почти уже замочил тётку. Но не тут-то было. Пришелец вырывается из космонавта и со смаком, на весь экран, разделывает в кровь, сопли и кишки и солдат, и их командира. Кровь хлещет так, что настоящий канонический «Чужой» отдыхает. Неведомая Хреновина и в самом деле оказалась вполне боеспособной. Конечно, стратегическое преимущество с неё вряд ли получишь, но поголовье душманов в Афгане можно чуток подсократить.
После воплей настала пора соплей – то есть лирической беседы космонавта и тётки. Космонавту страшно стыдно жить дальше с такой фигней внутри, которая так плохо относится к людям и даже их жрёт. Поэтому он с горя и от укоров совести самостреляется почему-то из пистолета ТТ. А героиня остаётся одна в степи, с горой трупов, практично прикидывая, что с ними делать и куда линять.
Но тут на горизонте нарисовывается кавалькада шикарных лимузинов. Это за какой-то час после звонка невинно убиенного учёного высокая московская комиссия собралась, уселась в чёрные «Волги» и доехала до Казахстана.
По идее, такого секретоносителя, как незадачливая врачиха, надо до конца жизни на секретную военную базу, в какую-нибудь шаражку, спрятать и никому не показывать. Но комиссия вдруг оказалась вполне лояльной и даже либерально-снисходительной. Отпускают тетку на все четыре стороны – мол, гуляй, Нюрка, дыши полной грудью воздухом свободы и ни в чём себе не отказывай.
А она вспоминает самоубившегося космонавта, которого недавно называла подопытным кроликом и упрекала, что ему ни за что цацки на грудь вешают. У неё перед ним теперь образовался моральный долг. Поэтому она едет, забирает из детдома его ребенка – не оформляя, ясное дело, никаких документов и не ходя по инстанциям. Заканчивается все пошлой фразой, типа «я твоя мама». Фанфары. Умиление. Занавес. До нового фильма про очередного «Чужого», надеемся, еще более кровавого и мерзопакостного.
Может, от переутомления что-то слегка приукрасил и даже переврал, но в целом вот такая простенькая картинка вышла. Непритязательная, туповатенькая, вторичная и очень, очень дорогая.
Критики правильно отметили несколько важных моментов. От русского кино, от русских героев так нет ничего. Зато в обилии самые дурацкие клише, с китайской старательностью скопированные с голливудских боевиков. Герой против системы, который всех умнее. Зловещий военный, который хочет только Оружия, ну и совсем немного абсолютной власти над миром или хотя бы над своими затюканными подчинёнными. Государство, главная задача у которого преследовать не таких, как все, героев. Сами герои – никакого коллективизма, ощущения общего дела. Конкуренция, интриги, гнусные побуждения. И посыл – все начальники дураки и сволочи, я Дартаньян.
При этом снято странно. На электричество что ли денег не хватило, все на зарплату Феде и врачебной тётке пошли? На электроэнергии явно экономили, точнее на осветительных приборах. Все темно, мрачно, противно.
И еще бросается в глаза несвойственное нашему кино утробное смакование вывернутых кишок, отрубленных голов. Чисто западный штамп. Такая заочная психологическая подготовка начинающих Чикатил, которые потом сильно хотят на практике посмотреть, а как это человек изнутри устроен и как он будет орать, когда ему аккуратненько ржавым ножиком брюхо вскроют?
В общем, очередная голливудская поделка кубла Бондарчуковоского. Новая попытка снять русскую фантастику в русском кино с треском провалилась, потому что кино вышло американское, притом даже на категорию В не тянет.
Вот любопытно. Сколько хорошей фантастики понаписано, столько классики. Да тех же Стругацких снять нормально – хотя на них Бондарчук тут зловеще отметился. Нет, переиначивают в тысячный раз опостылевшую нормальным людям историю про склизкого, мерзкого, зубастого инопланетянина, который преодолел межзвездные пространства с одной незатейливой целью – сожрать как можно больше людей. Такая цивилизация Инопланетных Жрунов. Ничего удивительного – фильмы создаёт цивилизация Земных Жрунов, то есть воинствующих обывателей, которых воспитывают в культурном коде «сладко жрать, сладострастно скупать айфоны, ограниченно размножаться и забивать себе башку идиотскими фильмами».
Недавно у профессионального спорта обещали госдотации отобрать. Может, пора то же самое и с кино сделать? Мы же не Жруны. Нам и за наши деньги их смыслы доносить – зачем? На крайняк лучше подлинники закупать, их, натуральные, а не производить контрафакт, исполненный на задрипанных киностудиях на задворках капитализма.
Или денежки всё же давать, но с условием, чтобы творцы до последней реплики представляли злой и неприступной госкомиссии сценарий. И когда в фильме будет не менее пятидесяти раз произнесено «Да здравствует в веках Россия» и сто раз «Каюк Вашей Пиндоссии!»