Кто выиграл от новых газовых соглашений России и Украины

Газпром и Нафтогаз достигли принципиальных договоренностей о продолжении транзита газа через Украину. Каковы параметры этого соглашения, на какие уступки и почему была вынуждена пойти Россия – и какие результаты в итоге получили все стороны конфликта, включая европейские страны – получатели газа?

Газпром и «Нафтогаз Украины» сумели-таки договориться о параметрах нового транзитного соглашения вместо прежнего, заключённого ещё Юлией Тимошенко. Европа, опасавшаяся начала очередной «газовой войны», выдохнула с облегчением. Договор является плодом компромисса, параметры его, по сообщениям заинтересованных сторон, следующие:

– соглашение действует на протяжении пяти лет с возможностью пролонгации ещё на десять;
– объем транзита через Украину в 2020 году составит 65 млрд кубометров, а в 2021–2024 годах – по 40 млрд кубометров;
– тариф на транзит повышается (но размер платы не указывается);
– Украина получит 3 млрд долларов по решению Стокгольмского арбитража до конца 2019 года, но все остальные взаимные претензии будут аннулированы;
– прямые поставки российского газа не предполагаются.

Пройдёмся более детально по пунктам договора.

Для начала следует отметить, что новое транзитное соглашение было необходимо обеим сторонам.

С Украиной всё очевидно: газовый транзит даёт ей 3 млрд долларов ежегодно (это порядка 3% ВВП) и главное, позволяет создавать давление в собственной системе, которое обеспечивает поставки газа для внутренних пользователей (в Европе по реверсу необходимые объёмы газа закупить можно, но с доставкой его до потребителей возникнут проблемы).

У России, однако, тоже есть проблемы. Даже в случае запуска на полную мощность всех обходных трубопроводов всё равно сохраняется дефицит транзитных мощностей в размере примерно 15 млрд кубометров, которые надо как-то транспортировать. А ведь существует ещё возможность повышения спроса на российский газ в Европе.

Тем более, что США ввели санкции против СП-2 – и его строитель, компания Allseas, немедленно заявила о приостановке работ. Возможно, впрочем, компания отреагировала не только на санкции, но и на соглашение между Украиной и Россией – зачем подставляться, когда особой срочности уже нет?

Таким образом, проблема состояла не в том, заключать соглашение или нет, а в его параметрах.

Во-первых, сроки.

Российская сторона настаивала на краткосрочном соглашении – на один год, с тем, чтобы в дальнейшем ежегодно менять условия и иметь возможность со временем вообще отказаться от украинского транзита. Логика в этом есть, Украина за последние 13 лет показала себя ненадёжным и неадекватным транзитёром (собственно, до этого она тоже такой была, но можно было списать на «лихие 90-е», а с 2006 года проблемы носили уже идеологический характер).

Украина и Европа, в свою очередь, настаивали на длительном контракте, оптимально – десятилетнем (именно на такой срок заключила соглашение Тимошенко). Длительный контракт по большому счёту выгоден и продавцу, но только в том случае, если направление безальтернативно, а в этом случае как раз от безальтернативности хотелось бы уйти.

Во-вторых, объёмы.

От объёмов зависит не просто доход украинской стороны, а в принципе наличие этих доходов.

Считается, что украинская ГТС приносит прибыль при объёме транзита не менее 40 млрд кубометров в год (это связано как с финансовым, так и с чисто техническим аспектом). В последние годы по украинской трубе проходило 70-80 млрд кубов. У России после запуска СП-2 (с которым, как мы помним, задержки) необходимости в таких объёмах не будет.

Стороны достигли компромисса: Украина будет получать минимальный объём газа, при котором транзит для неё в принципе имеет смысл, причём – на довольно длительный промежуток времени.

В-третьих, стоимость транзита.

В последние годы, как мы уже указали, Украина получала порядка 3 млрд долларов в год при транспортировке 70-80 млрд кубов. При сохранении старой цены транзита при транспортировке 40 млрд кубов доходы украинского бюджета сократились бы примерно вдвое. Естественно, Украине при сокращении объёмов хотелось бы получить компенсацию за счёт роста стоимости транзита, и она её получила.

На самом деле зависимость между получаемыми Украиной средствами и тарифом на транзит не прямая, там сложная формула, но смысл процесса от этого не меняется – в случае снижения транзита Украина будет получать меньше, а так Нафтогазу удалось сократить финансовые потери.

В-четвёртых, судьба исков.

Газпром настаивал на том, чтобы отказаться от взаимных исков, включая, очевидно, итоги неудачного для российской стороны Стокгольмского арбитража (суды по нему ещё продолжаются, но в Газпроме, видимо, догадываются, каков будет окончательный итог). Нафтогаз, понятно, от этого отказывался. Понять резоны руководителей украинской копании Коболева и Витренко просто. Когда Нафтогаз отсудил у Газпрома 4,6 млрд долларов, Коболев выписал себе премию в размере 7,9 млн долларов. При 22 млрд (а сумма украинских исков достигает этой величины) его премия составит 37,4 млн. Кто ж от таких денег отказывается?

При всём при этом у Коболева были все основания рассчитывать на то, что Украина выиграет все суды

– в последнее время международная судебная система уверенно работает против России. Это наглядно показало последнее решение шведского суда: в ситуации, когда российская и украинская сторона апеллировали к одним и тем же аргументам (соглашения не выполнены, потому что не было потребностей в определённых ранее объёмах газа), суд принял украинские аргументы, но не принял – российские.

В этих условиях можно счесть заключённое соглашение безусловным успехом российской стороны. Продолжение судов имело бы для России только негативный результат.

В-пятых, возобновление прямых поставок.

Собственно, Россия рассматривала возобновление прямых поставок со скидкой как условие, которое бы помогло Украине быстрее принять решение. Для Украины российские предложения были, разумеется, выгодны, а вот для Нафтогаза – не очень. Чем выше цена на газ для украинских потребителей, тем выше доходы Нафтогаза, потому ему выгодно закупать российский газ по заведомо завышенной цене в виде «реверсного» из Европы (тем более, что поставки идут через фирмы-«прокладки», также связанные с руководством Нафтогаза).

Российские предложения могли бы заинтересовать Украину, если бы украинская власть понимала о чём идёт речь и контролировала бы Нафтогаз. Но она не понимает и не контролирует.

Подводя итог, отметим, что в чисто экономическом смысле в выигрыше все стороны.

Европа получила надёжный (ну, относительно надёжный) транзит.

Россия получила гарантии поставок на тот период, пока не будут выведены на проектную мощность обходные газопроводы (впрочем, как мы уже упоминали, дефицит транзитных мощностей сохраняется и в этом случае).

Украина осталась газотранзитным государством, причём на не самых худших условиях: результат игры мог быть значительно худшим, если бы СП-2 заработал и Газпром смог бы согласовать с Европой временное сокращение объёмов транзита – тогда Украина вообще осталась бы без газа. Ну и в имиджевом смысле Киев в плюсе.

Однако тут надо отдавать себе отчёт в том, что обе стороны вели игру на повышение ставок, заявляя цели, которых и не собирались достигать.