Сырьевой миф: зачем Гайдар, Немцов и Ходорковский толкали Россию под Запад

Помню в 90-е и начале 2000-х у нас активно муссировали тему, мол нефть – это проклятие России. Если бы не нефть и другие природные ресурсы – ух бы мы занялись развитием высокотехнологичных отраслей. Как на благословенном западе. Посмотрю на вопрос под углом СРП и личного 9-тилетнего опыта работы в проекте Сахалин-2 (тот самый СРП).

Егор Гайдар: «Нефтяная рента – страшная штука… позволяет откладывать реформы; СССР 20 лет сидел на нефтяной ренте и развалился, когда она сжалась».

Борис Немцов: как только «деньги закончатся», правительство, сидящее на «нефтяной игле», уйдёт (смысл тезиса о губительности зависимости).

Алексей Кудрин: старая сырьевая модель роста исчерпана – нужна новая, иначе зависимость от нефти тянет экономику вниз.

Михаил Ходорковский: «классическая сырьевая экономика» создала власть, не зависящую от общества; при такой системе инновационный путь невозможен – ресурсы закрепляют политико-экономический тупик. Дальше примеры приводить не буду.

Какие основные были тезисы по тому времени ?

Утверждалось, что экспорт нефти и газа якобы «отучает» страну от инноваций. Россия, мол, подсела на «сырьевой наркотик», а потому не заинтересована в развитии промышленности и технологий. Если бы не ресурсы, мы бы вынуждены были развивать «нормальную» экономику по западному образцу.

Продвигался тезис, что легкие доходы от сырья делают государство и элиты «ленивыми» и коррумпированными, а общество – пассивным. Это подавалось как «структурное объяснение», почему Россия не может стать «нормальной демократией».ну и как следствие логичный вывод: ресурсы = источник авторитаризма.

Конечно как не вспомнить про “Голландская болезнь”. В ходу была экономическая теория, что ресурсный экспорт ведет к укреплению валюты, уничтожению конкурентоспособности несырьевых отраслей и деиндустриализации. Нефть это причина бедности и технологического отставания.

Можно еще наверное чего то добавить. Но вот что ключевое, под мульку о нефтяном проклятье, нам продвигался тезис о том, что надо передать нефтегазовые проекты и в целом проекты по добыче природных ресурсов в России под частичную передачу контроля над нефтегазовым сектором Западу.

Нам об этом чесали из всех утюгов. В частности, нам объяснялось, что например для привлечения денег из-за границы на мифические инвестиции (нахрена козе баян, когда у нас профицит торгового сальдо десятки а то и сотни миллиардов долларов, надо было просто обрезать отток и вывод бабок по факту). нам нужно идти на IPO. Ну что такое IPO? IPO это продажа тех самых активов иностранцам для управления.

Для выхода на IPO тебе еще надо кучу барахла закупить за границей (как то средства автоматизации и работы) ну и конечно привлечь западные консалтинговые фирмы (McKinsey, Arthur Andersen и др.) участвовали в разработке схем и «программ реформ». В риторике «ресурсного проклятия» проскакивала мысль: раз сами не умеете управлять, пусть управляют «эффективные западные менеджеры».

Как следствие, ряд соглашений 90-х оформлялись в виде «соглашений о разделе продукции» (СРП). Это позволяло иностранным компаниям (Exxon, Shell, BP, Total) фактически получать контроль над разработкой месторождений, инфраструктурой и финансовыми потоками. По сути, Россия передавала на долгие годы ключевые ресурсы под западное управление, а себе оставляла лишь часть дохода.

В 90-е «соглашения о разделе продукции» (СРП) подавались как панацея для привлечения западных инвестиций в Россию. Идея активно лоббировалась как внутри страны, так и международными структурами (МВФ, Всемирный банк). Планировалось десятки проектов, но в реальности оформились только три. В середине 90-х обсуждалось более 20 месторождений, которые предлагалось вывести на режим СРП (в основном – нефть и газ, но частично и золото, уголь, медь).

В законе 1995 года «О соглашениях о разделе продукции» прямо говорилось о возможности широкой передачи сырьевых проектов в СРП.

СРП означало фактически «особый правовой режим», где российские законы не действуют, а доходы делятся напрямую по соглашению. Минфин и Минэкономразвития начали сопротивляться: выпадали огромные налоговые поступления. После 1998 года усилилось понимание, что СРП = фактическая сдача ресурсов.

С приходом Путина курс изменился: ставка на национальные компании («Роснефть», «Газпром»). Из десятков потенциальных СРП закрепились только три пилотных проекта, причём к середине 2000-х они тоже были пересмотрены (в пользу России). СРП как массовый механизм так и не заработали, а само понятие стало символом «сырьевой сдачи» 90-х.

Ну и над указанными проектами взялся медленно, но последовательно и аккуратно контроль.

В силу того, что сам работал в таком СРП, а точнее Сахалинской энергии (проект Сахалин-2) то изнутри знаю многие аспекты. Попробую рассказать кратко.

По условиям СРП («соглашения о разделе продукции») иностранные компании начинали платить налоги и делиться прибылью только после того, как полностью окупят вложенные расходы в проект. До этого момента налоги были чисто символические.

Логика простая: пока идёт «возврат инвестиций» – прибыль почти вся у инвестора, государство получает мало. А как только расходы отбиты – тогда включается нормальное налогообложение и серьезные поступления в бюджет.

И тут появляется главный стимул:

• чем больше расходов на бумаге – тем дольше идёт «окупаемость»,
• а значит, тем позже Россия начинает получать реальные деньги.

Как это работало на практике

Завышение смет

Материнские компании (в частности Shell) держали фактический контроль над подрядчиками.
Через «свои» фирмы они ставили цены на оборудование, материалы и услуги в 2–3 раза выше рыночных.
Для «уникальных специалистов» или точечных сервисов цена могла взлетать и в 5–10 раз – это оправдывали редкостью экспертизы. В целом, никого не волновали такие моменты.

Всё объяснялось «сложной логистикой», «работой на шельфе», «международными стандартами качества». Часто кстати именно так и было.
На деле же иностранные специалисты, которых было максимально возможное количество получали заработные платы в несколько раз выше, чем местный персонал. С приходом компании на проект цены на аренду жилья выросли в несколько раз. Иностранцы часто приезжали без семьи и гуляли по барам как в последний раз. А что, с их заработной платой, они могли себе это позволить.

По факту на бумаге расходы проекта раздувались. В итоге момент «начала реальной уплаты налогов» постоянно отодвигался. Государство теряло годы возможных доходов.

Мифы про «шлюх за счёт бюджета» и «золотые унитазы» – это журналистские страшилки. По факту может и было что – то такое, но точно не официально и за счет поставщиков. И точно не носило массовый характер. Как минимум я ни одного участника таких вечеринок ни разу не встретил. А вот ИТ директору как то на мероприятии Газпрома не досталось мест в зале. Стоял в коридоре. Было и такое.

Реальные схемы были куда скучнее, но эффективнее: завышенные сервисные услуги, завышенные цены на снабжение, плюс командировочные расходы «в верхах».

Всё это позволяло дольше «отбивать инвестиции» и откладывать момент, когда Россия начала получать реальные налоги и прибыль. Случился сейчас счастливый момент в апреле 2012 года. И бюджет только Сахалинкой области стал получать дополнительно 50-60 млн долларов ежемесячно. Даже байка была, что как то из администрации пришли и спросили – мол помогите деньги потратить (если что, сделать это на Сахалине и не сесть достаточно проблематично).

Механизм СРП, задуманный как способ привлечь инвестиции, обернулся системной лазейкой для завышения расходов и отсрочки налогов.

Фактически иностранные компании быстро «отбивали свои вложения» и зарабатывали, а Россия получала реальные деньги только «когда-то потом», и то после давления и пересмотра условий в середине 2000-х.

Именно Олег Митволь, тогдашний замруководителя Росприроднадзора раскрутил тему «экологической катастрофы». На этом фоне у России появился сильный рычаг давления на консорциум. Шел уже предметный разговор о том, чтоб забрать лицензии на месторождения. В итоге Shell и партнёры были вынуждены уступить контроль «Газпрому» в 2006 году. Газпром по рыночной стоимости на тот момент выкупил 50% акций.А у предыдущих владельцев акций стало ровно вполовину меньше. Shell 27,5%, MIMI – 22,5 %. Газпром 50% + одна голосующая акция.

Расходы делились на возмещаемые и невозмещаемые. Возмещаемые это те, что оператор мог «списать» на счёт проекта до момента выхода на прибыль (и тем самым отложить начало налоговых выплат). Невозмещаемые = шли за счёт самой компании, никак не продлевая срок «окупаемости».

В проекте действовали специальные комиссии/аудиторы (как со стороны «Сахалин Энерджи», так и от государства), которые проверяли, соответствует ли конкретная статья расходов правилам.

Это был кропотливый и спорный процесс: часть расходов отсеивалась, часть проходила с условиями. Конкретный пример для понимания: для нескольких сотрудников арендуют квартиру в Москве во время работы над проектом. По логике компании это дешевле и рациональнее, чем гостиница (и действительно подтверждается опытом других проектов). А вот комиссия решила, что такие расходы не принимаются к возмещению, так как они не подпадали под «капитальные затраты на реализацию проекта» в узком понимании. В результате компания сама несла этот расход, хотя он реально был связан с проектом. Так что мой период работы уже не всё подряд «проглатывалось».

Споры были на грани здравого смысла: то, что объективно снижало стоимость (как аренда вместо гостиницы), могло не пройти формальную проверку.

Государство постепенно усиливало контроль: со временем всё больше расходов оспаривалось и исключалось, что сокращало возможность искусственно удлинять «период окупаемости».

Да, в 90-е и начале 2000-х СРП критиковали именно за широкое поле для «раздутых» расходов. Но по факту к середине 2000-х и особенно в 2010-е механизмы контроля стали заметно строже. На практике же не все «жирные» статьи расходов принимались. Процесс был трудоёмкий, но отсеивал спорные затраты.

Что можно отметить и про что постоянно забывают всевозможные диванные критики:

Это первый российский СПГ-завод (пуск 2009, проектная мощность 9,6 млн т/год), именно он стал «нулевой площадкой» компетенций – технологии, процедуры, охрана труда, эксплуатация LNG-поезда, морская логистика.

Дальше эти компетенции «перекочевали» в новые проекты: Ямал СПГ (2017) и Арктик СПГ-2 (строился с 2017, запуск срывало санкционное давление). Даже многие подрядчики прямо связывали свой опыт на Сахалине с успешным участием в Ямале.

На старте (конец 2000-х начало 2010-х) критические роли заполнялись экспертами международного уровня: LNG-технологии, морская отгрузка в ледовых условиях, сложная автоматика, HSE. Это нормальная для «первой станции» модель: опора на внешний опыт + трансфер процедур и стандартов. Вопросы безопасности реально на очень высоком уровне.

Но заменяли настолько активно, что поняли, что слишком поторопились и именно за проблем в функционировании предприятия на время начали возвращать специалистов примерно в 2012 году. Об этом нет в открытых источников, если только найти отчеты об устойчивом развитии, в которых можно увидеть увеличение иностранных сотрудников на несколько лет.

У «Сахалин Энерджи» давно работают Graduate Development Programme (для молодых инженеров/менеджеров) и Traineeship Programme (для техников: механики, операторы, электротехники, КИПиА) – именно под нужды производственных площадок (СПГ-завод в Пригородном, БПО/платформы, трубопроводы).

Есть Vendor Development Programme – обучающие семинары для российских поставщиков и подрядчиков, что повышало локальный «контур» обслуживания и снижало зависимость от «материнских» сервисов.

Параллельно шли партнёрства с региональными вузами/колледжами (например, соглашения с СахГУ и опора на политехнический колледж как «донор» стажёров для СПГ-завода и комплексов).

К 2017-му, когда вышел Ямал СПГ, отрасль уже опиралась на сахалинскую школу LNG. Исследования и отраслевые обзоры отмечают, что Ямал превзошел проектную мощность, но «первый опыт» – это Сахалин.

Как видно, именно нефть и газ помогли создать целую высокотехнологичную отрасль. Конечно, некоторые уникумы могут считать, как Марианна Максимовская, что добыча газа это там всё просто: кран открыл, кран закрыл. А телевидение – это творческий коллектив, это люди, журналисты. Здесь нельзя просто “перекрыть кран” (фраза не точная. Дословно найти не смог). Только вот по факту: СПГ + морские платформы – это крайне высокотехнологичная отрасль и до сих пор без иностранной поддержки мы тут не можем обойтись.

Но суть в том, что именно благодаря (а не вопреки) нашим ресурсам создали новую ВЫСОКОТЕХНОЛОГИЧНУЮ и востребованную отрасль. Со своими институтами, кадрами, студентами, кадрами, подрядчиками, и производителями.