Он шёл не спеша, возвращаясь с войны: дискуссия о ПТСР
Как и обещал нескольким уважаемым Читателям, с коими имею честь состоять в личной переписке – сегодня выскажусь о так называемом «посттравматическом стрессовом расстройстве» (ПТСР). Или стойких изменениях личности человека после неких катастрофических событий, коими принято считать военные/боевые действия. Дабы открыть дискуссию (в один материал тема не втиснется, имхо), поскольку всё чаще звучат предложения: всех бойцов Спецоперации необходимо будет обязательно реабилитировать и повторно социализировать, дабы наше общество и они сами не столкнулись с лютыми проблемами.
Зайду с козырей. Несмотря на официальное и научное существование данного недуга, а ПТСР присутствует в международных классификаторах болезней МКБ-11 (Европа) ДСМ-V (США), – отношусь к вопросу скептически. Во-первых, благодаря богатому личному опыту кирзового сапога (и наличию большого числа таких же парных обувных изделий в знакомых и друзьях), у коего просто обязано быть «трижды ПТСР» минимум. Во-вторых, тема чрезмерно «разогрета» не всегда чистоплотными людьми от медицины и так называемой «озабоченной общественности», видящих ветеранов боевых действий настолько однобоко в чёрно-белом цвете, что тянет долго ругаться.
Тем более, когда ПТСР настойчиво пытаются одеть в хаки, напирая на военный аспект появления расстройства. Часто не представляя, что такое есть воюющая армия, как она устроена, по каким внутренним правилам (писаным и неписанным) функционирует. Что там думают о психологических аспектах весьма специфической «боевой работы», сохранении здоровья и рассудка личного состава, устранении последствий обыденных стрессов.
Толику истории, с позволения... Несмотря на огромный массив летописной информации и трудов весьма наблюдательных и лучших умов человечества – посттравматические расстройства не были замечены у профессиональных военных или случайных людей, наполнявших собой армии античного мира, Средневековья всех изводов, новой истории. Первые упоминания о вегетативных расстройствах сердца и слишком бурных переживаний военных действий попадают в поле зрения врачей ... примерно в середине XIX века, то есть – после появления национальных армий, формируемых по системе рекрутских наборов и призыва. Тогда ПТСР получил название «солдатское сердце» (позже – «ирритативное сердце»).
Или «Синдром Да Кошты», куда вместили набор симптомов, сходных с симптомами сердечных заболеваний: быстрая усталость при физической нагрузке, одышка, учащенное сердцебиение, потливость, боль в груди и устойчивое снижение систолического артериального давления (САД) с непереносимостью ортостатических препаратов.
Первая мировая война (на самом деле чуть раньше) принесла новые определения ПТСР, самые известные – «снарядный шок», «окопный военный невроз», «фронтовая усталость». Вопросом занимались все страны, в Российской Империи даже учредили «Общество военной психологии», где посттравматическое стрессовое расстройство внимательно исследовали светила науки Крайц, Ганушкин, Зарубин, Бехтерев. Работы продолжились и после Великой Отечественной войны, многие по сей день засекреченные исследования принадлежали советским психиатрам и докторам медицинских наук Гиляровскому и Краснушкину. Сегодня ПТСР изучают в лаборатории посттравматического стресса при Институте психологии РАН, лаборатории при Академии управления МВД, в Обществе травматического стресса.
Теперь о «массовости» явления. Если хорошо пнёте, расскажу занимательную историю (в трёх томах, минимум), как предприимчивые американцы обули родное государство и Пентагон на излечении «вьетнамского синдрома», данное посттравматическое расстройство после войны во Вьетнаме диагностировали у сотен тысяч ветеранов, им объясняли многие социальные язвы США, а врачи и специальные Центры психологической и психиатрической помощи на бюджетные и частные средства благотворителей наживали состояния.
Породив, как не трудно догадаться, целое направление адвокатской деятельности, когда в судах перед присяжными разыгрывались спектакли по оправданию тысяч и тысяч «Рэмбо», у которых в анамнезе «личностная дезориентация, растерянность и неспособность социализироваться». С ночными кошмарами, острыми переживаниями прошлых событий, немотивированной агрессией, применением насилия, склонностью к саморазрушению и суициду. Вот почему к вопросу ПТСР отношусь с огромной осторожностью, в Америке на нём создали целую индустрию.
К медицине порой отношения не имеющую. А когда «посттравматические расстройства» начали массово исцелять после иракских войн и Афганистана, где живого или мёртвого бармалея в глаза не видывали до 80% военнослужащих (без «боевых выходов», контузий и ранений) – скепсис стал убеждением, что добрых людей мира откровенно колпачат с ПТСР.
Опять-таки, не отрицаю таких расстройств, но говорить о массовости явления предпочту с позиций документальных свидетельств. Более страшной войны, чем первая мировая ... человечество не знало ни до, ни после. Миллионные армии непрофессиональных солдат, отравляющие газы, жуткая плотность артиллерийского и пулемётного огня, полная окопная обречённость позиционных тупиков, отвратительная полевая медицина – и «расстройств» не так и много в пересчёте на количество выживших ветеранов.
Время было более жестоким, к душевным страданиям относились равнодушно? Может быть. А после второй мировой почему ситуация не изменилась, и ПТСР испытывали разве что пережившие тяжёлые контузии, ранения и увечья. Опять-таки, не в товарных количествах. В очень специфической социальной среде с высочайшим уровнем бытовой неустроенности, преступности, безработицы, алкоголизма, имущественного расслоения населения.
Отрицать посттравматические расстройства (прочие связанные синдромы) тоже нельзя, и они начали прогрессировать в эпоху появления всё более дальнобойных и смертоносных систем вооружения. Когда противники в глаза друг друга не видят, дабы включился природный защитный механизм «сражайся или беги», благодаря которому с античных времён у воинов и солдат всегда была эмоциональная мотивация сходиться друг с другом в ближнем бою, кромсая противников топорами, мечами, штыками и прочими ржавыми железяками. Без каких либо душевных терзаний потом, поскольку работало железное правило-оправдание «или ты ... или тебя» в моменте.
Но когда наступили времена пулемётов, дальнобойных орудий с разнообразной изощрённой начинкой, боевой авиации, сплошных минных постановок, снайперов и стальных стен танковых атак – тут психика вполне оправданно начинала сбоить. Особенно у неправильно обученных и плохо мотивированных солдат, крайне чувствительных к картинам массовой смерти товарищей и даже врагов. Обязательно картинка в голове сложится, что нет более безопасных мест на земле-матушке, костлявая придёт без предупреждения из всех природных сред. Это и есть перманентный «боевой стресс», ранее знакомый воинам лишь в короткий период подготовки к битве или сражению.
После мировых войн простые люди говорили о некоторых ветеранах: «не навоевался», «как выпьет – так в атаку ходит» и так далее. Тот самый «боевой стресс», особенно когда он осложнён тяжёлыми контузиями и ранениями. Но как показывают исследования – подобные состояния краткосрочны, если солдаты хорошо подготовлены и мотивированы, правильно управляются командованием, регулярно проходят ротацию на линии соприкосновения, бывают в отпусках дома или глубоком тылу. То есть, не испытывают длительных стрессовых нагрузок, состояний обречённости и чёрной солдатской безнадёги, разлагающих даже мотивированные подразделения.
О душевных травмах
Если начистоту, то почти все нормальные люди имеют в своём жизненном анамнезе отдельные признаки ПТСР, но «расстройство» у них не формируется. Даже при мощных «протрагированных реакциях» (повторяющиеся воспоминания о личных трагедиях). Сохраняя личность в целости и сохранности. Выскакивают подавляющее большинство людей из подобных капканов банально, установлением новых социальных связей или их восстановлением. Человек – существо небывало приспособляемое, с огромным запасом индивидуальных адаптационных ресурсов. Но есть несколько особенностей. Например, посттравматические расстройства в два раза чаще проявляются у женщин, детей из неблагополучных семей и пожилых.
Переживших полный цикл стрессового расстройства: «острый кризис» (шок во время трагедии), фазу ПТСР (симптомы расстройства) и фазу устойчивой регрессии состояния. Если мы говорим о «военном ПТСР», то его признаки описаны еще в 1920-х годах: беспричинная тревожность и волнение, немотивированная агрессия, стойкий личный и социальный пессимизм, проблемы межличностных отношений, неадекватная реакция на факторы внешней среды (неожиданные громкие звуки, вид крови, запахи и т.д.). С обременением в виде алкоголя, психотропных веществ, неблагоприятных условий жизни или постоянного травмирующего личностного опыта.
Обычно для преодоления ПТСР и предотвращения его негативного развития психологи не требуются, пострадавшего прекрасно лечат комфортные условия жизни, поддержка со стороны родных и близких людей. Именно поэтому только 20% переживших травматическое событие действительно сталкиваются с обратимыми/необратимыми изменениями личности, остальные быстро восстанавливают ментальное здоровье и адекватные поведенческие реакции. Быстро забывая подробности произошедших трагедий, глубокого страха, угрозы своей жизни. Чем крепче у человека самодисциплина, стойче мировоззрение, система ценностей/убеждений – тем быстрее ПТСР проходит.
Даже когда признаки расстройства возвращаются запахами, звуками, визуальными образами, – «повторное переживание события» проходит безболезненно, без глубокого погружения. А ночные кошмары, потеря связи с действительностью, физические проявления ПТСР в виде синдрома «солдатского сердца» или сильных необъяснимых тревог – не заставляют взять в руки стакан или шприц, самоизолироваться или впасть в депрессию.
Бить тревогу нужно, когда человек демонстрирует явные провалы в памяти, полностью утратил интерес к повседневным делам, сторонится своих ранее любимых занятий и привычного круга общения, перестаёт следить за собой в быту, перманентно находится в подавленном состоянии с редкими, но истеричными перепадами настроения. Вот тут нужно бить тревогу, особенно когда налицо серьёзные нарушения сна, опасные вспышки гнева или полная пространственная дезориентация. Тут близкие могут не справиться.
И нужны профессиональные доктора с их методами когнитивно-поведенческой, экспозиционной и нарративной терапией, десенсибилизацией. С внимательным наблюдением за симптомами ПТСР, группами поддержки, особыми диетами, привлечением родственников и психологов. Способных нормализовать распорядок дня больного, найти ему умеренные физические нагрузки, хобби и занятия, помочь восстановить порушенные рабочие и личные отношения.
Много раз буду настаивать – не нужно ПТСР рядить в цвета хаки, заталкивать подобные расстройства и синдромы только в военную среду, гражданские люди здесь дадут куда больший процент «травмированных». Любыми видами насилия, острыми переживаниями о смерти родственников и близких, расставаниями с любимыми, стрессовыми рабочими отношениями, бытовыми неурядицами. С паническими атаками, бессонницами, ночными кошмарами, запоями, неадекватными реакциями в общественных местах. Самыми различными «триггерами», запускающими неадекватное поведение личности, о войне вообще ничего не знающей. Травмирующий опыт есть у каждого.
Но даже его тяжелые последствия в виде запущенных ПТСР (открою страшную тайну военных врачей) крайне редко проявляются в общественной жизни, большинство «травмированных» не представляют угрозы ни себе, ни окружающим. А если случаются «срывы», то они не имеют системы. Всё зависит от индивидуальных особенностей личности, понимающей, что его изменившееся мироощущение и поведение является нормальной реакцией на очень ненормальные события прошлого. С которыми можно бороться.
Не учите учёных
Теперь к разговору о морально-волевых качествах военнослужащих, коим некоторые совершенно искренние гражданские люди предлагают тотальную психологическую помощь для успешной повторной социализации. Дело в том, огромные накопленный опыт войн давным-давно переработан, а пресловутая «стрессоустойчивость солдата» является краеугольным камнем в системе подготовки, обучения и боевого использования личного состава. Достигается высочайший показатель простыми, но системными упражнениями ... Как все слышали: «в обстановке, максимально приближенной к боевой».
С подробными и красочными (порой матерными) эпитетами и рассказами инструкторов, унтер-офицеров и офицеров о возможных последствиях для организма, если своевременно не думать о существующих рисках и угрозах на поле брани, в ближнем и дальнем тылу, в местах постоянной и временной дислокации. Круглогодично и круглосуточно. Помимо отработки автоматизма в действиях, будущий солдат проходит через ад целенаправленных психологических трюков, очень быстро формирующих нужную устойчивость и готовность встретить любую опасность или угрозу.
Можно углубиться в тысячелетнюю историю подготовки профессиональных воинов и солдат, когда новобранцев целенаправленно прогоняли через очень неприятные и тошнотворные «программы» адаптации к будущим полям битв. От викингов и самураев, рыцарей и наёмников-ландскнехтов, испанских копейщиков в терциях, рейтаров и казаков – методики не бояться крови, выпотрошенных туш домашних животных, наличия в рядах наглядных «пособий» в виде калек ... это тома написанных книг, исследований.
Но укладывающихся в простую научную мудрость нашего физиолога Ивана Петровича Павлова: «Дело не только в силе взаимодействующих раздражителей, сколько в их новизне ... Главная реакция пассивно-оборонительного рефлекса имеется не на силу, а на новизну»
Новизна. От данной печки и пляшут с древних времён все армии мира. Добиваясь от солдат в ходе обучения устойчивого формирования целого спектра навыков и умений для выполнения «боевых задач». Слышали такое?
По губам вижу, что слышали. И чувствовали неловкость, когда восторженные дамочки или пареньки в статусе «военкоров» пытают мрачноватых и усталых солдат, требуя ярких подробностей «совершения героического поступка или подвига». В ответ получая (в ста случаях из ста) скучное: «получили приказ, выдвинулись на рубеж, хорошо и своевременно выполнили боевую задачу». С недоумённым взглядом, мол ... какое тут геройство, отвага и доблесть?
Подобное равнодушие не является напускным, таков результат правильной работы с военнослужащим. От хорошей «учебки» и полигона – до боевой части. С постоянной готовностью, вне капризов погоды, рельефа местности, видимости, огневого воздействия противника – выполнить «боевую задачу», разбитую на несколько намертво вколоченных рефлексов. Не позволяющих проявить неадекватные реакции во время настоящего боя. И чем больше факторов «новизны» циничные и безжалостные инструкторы смогли изжить во время подготовки, тем устойчивее психологически будет солдат.
Лично начал в рядах ... с рвотных частых позывов, поскольку лютовали в школе сержантского состава Пограничных Войск весьма изобретательные садисты, только-только вышедшие из Афганистана. В шрамах, с орденами-медалями, тонко понимающие психологию боя. Заставлявшие «проигрывать» десятки ситуаций, имевших реальную основу. Доводивших до исступления и обмороков курсантов, но при этом избавлявших тонко организованные душевные натуры от любой неопределённости, неизвестности или новизны.
Вколачивая в гудящую башку правильную оценку происходящего, если по научному выпендриться – «психический образ действия» действий отдельного военнослужащего в составе подразделения. Где нет «Коли» или друга «Васи», а есть действующие номера расчёта, «двухсотые» и «трёхсотые». С нужными мотивами текущих и последующих действий, закреплённых в командах и безукоризненном их исполнении. Так достигается профессионализм действий, понятийная основа модели поведения в бою. С подробным (через пинки в область копчика) толкованием смысла предпринимаемых эволюций.
Всё строго по науке, если что: «активизация убеждений в необходимости выполнения боевой задачи», «оценка важности задачи», «закрепление мотивационных установок», «наличие представлений об условиях боя». Методами убеждения, внушения, долгих тренировок и физического принуждения. С обязательным антуражем дымовых завес, стрельбой всех систем вооружения, лопающихся под ногами взрывпакетов, ползающих над окопами танков (эти паскуды ещё выстрелить норовят на подходе, дыбы тело несчастного соколом от земли-матушки оторвалось).
А самые изобретательные садисты ещё ливера и требухи навалят под нос ползающим курсантам, если кухня убоинкой от подшефного колхоза разжилась. Дабы «новизна» потом не смущала неокрепшую душевную организацию городского маменькиного сынка. Так правильно мотивируется и психологически укрепляется настоящий солдат, обрастая дополнительными навыками и непробиваемой носорожьей шкурой во время настоящих боевых действий. Умеющий в любой ситуации выжить, спасти товарища, выполнить «боевую задачу» на уровне рефлексов. И даже остающихся на всю жизнь неискоренимых привычек. Постоянно искать глазами укрытие, огибать непонятные предметы, сторониться скоплений людей «больше трёх» и т.д.
Данные навыки ... с какого-то перепугу записывают в посттравматические расстройства, хотя они являются удобными и комфортными реакциями на преодоление возможных трудностей или потенциальных угроз. Полезная вещь, вколоченная простой армейской схемой: делаешь, как учили – молодец, если молодец – то всегда прав, если прав – значит, правильно мотивирован.
И знаешь цену «подвигу, стойкости и смелости». Кои в подавляющем большинстве являются скучным математическим уравнением расчёта существующих/потенциальных рисков и собственных навыков, накопленных и закреплённых. Они и формируют пресловутую «психологическую готовность и стрессоустойчивость». Да, небезграничную, именно поэтому в боевых частях главенствующим является не наличие харча или БК в подразделении, а ротации, отвод военнослужащих на отдых, изощрённые тактические учения.